Много часов подряд вглубь страны на огромном злом внедорожнике, Москва — Аномалии. Мы смутно представляем, где находится Языческая роща (она вообще находится?) и как туда попасть, и даже не догадываемся, как добираться до деревни сектантов. Мы знаем, что эти места затеряны где-то в Республике Коми, недалеко от села Корткерос и города Емва. Наша задача — добраться и разыскать местных знатоков аномальных зон. Мы мчимся на всех парах.

Кто мы такие? Хотелось бы думать, что пятеро суровых и невероятно брутальных коммандос, которых можно выкинуть из вертолёта без парашютов в африканскую пустыню, и через три дня мы уже возглавим военный совет какого-нибудь племени кочевников-каннибалов и с одной зубочисткой построим пятизвёздочный отель. Но мы — просто пятеро домашних мальчиков, наши лица настойчиво требуют кулака. Минимальный опыт выживания за пределами МКАДа есть суммарно у полутора человек (0,6+0,4+0,25+0,25=1,5). Всю дорогу мы не переставали шутить о том, как в Корткеросе обстоят дела с вайфаем и ванильным латте, ни у кого из нас не было прививки или хотя бы страховки от клещевого энцефалита, мы ехали на верную смерть.

Впереди 1400 км. За рулём суровый Ярош. На штурманском кресле Егор изучает составленную им самим накануне карту экспедиции. На первый взгляд, совершенно бесполезный клочок помятой бумаги. Возможно, эта карта спасла нам жизнь.

Следующим вечером нам надо быть в Корткеросе. Как? 20 часов дороги. Мы просто пялимся в густую темноту за лобовым стеклом и ждём. Когда-нибудь это всё кончится. Грязевые шины глухо гудят под ногами — эти щекочущие вибрации усыпляют. Все, кроме оператора Васи, делают вид, что всё отлично, и травят тупые шутки. От этого мысль о 20 часах в одной машине становится поистине невыносимой — через 10 часов Ярош вырубится где-то в поле, пока Егор будет готовить суп. А через 20 часов капитан Батенька-мобиля будет готов убивать, и никаких сомнений в том, что Ярош на это способен, у нас нет. Заправляемся дизелем, кофе, едем дальше.

К экспедиции в аномальные зоны Коми мы подготовились значительно серьёзнее, чем ко всем предыдущим. На Батенька-мобиле появились лебедка и дополнительный внедорожный обвес на случай внезапного самоутопления в российских дорогах. В багажник мы загрузили мешки с макаронами и консервами (их так и не доели), палатку (в ней никто не спал), прибор ночного видения и фонарик (нас ждали исключительно белые ночи). Кажется, Батенька-мобиль набит под завязку всем необходимым. Но чего-то не хватает.

На расстоянии десятков и сотен километров друг от друга изредка попадаются полуразвалившиеся или ушедшие под землю деревни. Видя табличку с наименованием населённого пункта, автоматически сбрасываешь скорость и лишь потом понимаешь, что последний человек ушёл из этого села или вообще из жизни как минимум лет 10 назад. Почерневшие доски, разбросанная замшелая черепица, покосившиеся колодцы-журавли, бурьян и верный спутник безысходности — борщевик. Страна вымирает, ничего удивительного. В таких деревнях не хватает только блуждающей с топором в руках Елены Малышевой, которая басом орёт: «Это норма!».

Усиленная подвеска Батенька-мобиля проглатывает бесконечные дыры в дороге. Кажется, последние пару лет её ремонтировала бригада морских котиков под руководством призрака Джексона Поллока. Проще ехать по размытой обочине, чем по безмозглым многоуровневым нагромождениям залатанного асфальта.

Мобильной связи нет. Вообще никакой связи нет. В некоторых населённых пунктах её никогда не было и, скорее всего, уже не будет. Вряд ли хоть один оператор привезёт сюда свои вышки ради пары десятков небольших деревень. Разве что Цукерберг когда-нибудь раздаст тут всем Wi-Fi со своего беспилотника, если не попадёт под санкции.

На деревянных срубах в ещё живых сёлах иногда можно увидеть абсолютно новые оранжево-синие таксофоны, они работают по карточкам. Но вот незадача: карточки можно приобрести на почте, а почта есть только в соседнем селе, до которого нужно ехать 30 километров по размытым охотничьим колеям, а в том селе на почте выходной, и она, может быть, откроется только во вторник, а может быть, и нет, так как никто не знает, где почтальон, да и вообще этими таксофонами никто не пользуется, они стоят чистенькие, новенькие, чужеродные, радуют глаз сельчан. Россия, XXI век.

У нас был большой список аномальных зон, которые мы хотели посетить, мы надеялись попасть в самые безумные и мистические передряги. Но все дороги к аномалиям рано или поздно приводят в заброшенный посёлок сектантов-самосожженцев Обдыр.

У него длинные ржавые усы и борода, железные доспехи, в руках молот. Он стоит перед наковальней. Его зовут Корт-Айка, и он похож скорее на толкиеновского гнома, чем на великого разбойника и легендарного злодея. Большая кукла Корт-Айки встречает посетителей корткеросского краеведческого музея и выглядит вполне дружелюбно. Но местные легенды говорят об обратном.

«Корт-Айка» переводится как «Железный человек». По легенде, это был отпетый мудак, железнорождённый из рода Грэйджоев. Корт-Айка был злобным великаном в железных доспехах, у него были железные лук, лодка и дом. Он был совершенно неуязвим из-за того, что его тело тоже было сделано из металла, ему подчинялись стихии, по его воле проливались дожди, реки текли вспять. А чем ещё заняться, когда никто не может тебе навалять? Конечно же, грабежом, насилием и убийствами: ведь что мертво — умереть не может. Корт-Айка заковал реку в цепи и брал с проплывающих плату. Типичный монополист с маленьким уютным шубохранилищем на садовом участке.

По одной из версий легенды о Корт-Айке, однажды по Вычегде проплывал проповедник и христианизатор Стефан Пермский. Он тоже попался в цепи великана, но вместо того, чтобы платить, начал осенять всё крестными знамениями. Корт-Айка этого не любил и умер. Вполне очевидно, что эта легенда пережила серьёзную редакцию под влиянием христианизации местных коми. Наверняка в других версиях Стефан Пермский не рыпался и тихонько дал великану на лапу, после чего поплыл дальше. Так или иначе, название Корткерос значит «Земля Корт-Айки», Железная гора. Рядом с музеем находится лучшая в селе столовая, тоже названная в честь этого легендарного убийцы и грабителя.

Земля Коми изобилует и другими удивительными легендами, полными боли, крови и унижений. Они не только более полно раскрывают культурную парадигму этого чудного места, но и создают прекрасный контекст тому, с чем нам пришлось столкнуться. Взять, к примеру, легенду о Додзи. Во времена Корт-Айки и Стефана Пермского в Коми жило древнее племя Чудь. Легенда повествует об эпизоде христианизации Чуди. Как-то раз Стефан отправил волхвов к языческому племени, чтобы всех там перекрестить, но они не были большими фанатами Иисуса. «Эта вера сулит нам близкую смерть», — подумали язычники и отрубили людям Пермского головы. После этого Чудь скрылись в лесах, но они знали, что шансов у них было не много: православные активисты смогли бы догнать их и покрошить в праведный фарш, где бы те ни прятались. Тогда Чудь решили построить мукерку — земляную избу. Они, прямо как жители Обдыра, вошли туда, перерубили подпорки и похоронили себя заживо. На поверхности осталась только одна девушка. Она стала жить в лесу, помогала путникам, была милой, и все её прозвали дочерью. А потом она состарилась и умерла от слёз, потому что плакала о своих родственниках, которые погребли себя заживо. В честь неё назвали деревню Додзь. Звучит, как «дочь», не правда ли?

Есть история и у озера Юркаты, рядом с которым нам пришлось заночевать. По легенде, жил-был Юрка, он обладал недюжинной силой, таскал чужих коров и овец через плечо и поедал их в огромных количествах. Местные терпели это безобразие, но недолго. Они решили его убить: сварили пива, напоили, связали и утопили. После каждый сельчанин съел по ложке каши из общего котла — так они разделили этот грех. Озеро назвали в честь утопленника — Юркаты.

Мы выходим из музея Корткероса, экскурсовод провожает нас до дверей.
— А почему у вас все герои легенд сплошь какие-то негодяи? Убивают, насилуют, грабят? — спрашивает Егор.
— Ну как, а других-то у нас нет, — печально откликается сотрудник музея.

Было время, когда в краееведческом музее Корткероса экспонировали выставку руководителя местной ячейки «Космопоиска» Владимира Шестакова о Языческой роще. В зале показывали сделанные им во время нескольких вылазок фотографии мистических деревьев, а на стене повесили настоящую ведьмину метлу из рощи. «Космопоиск» — известная международная организация, которая насчитывает в своих рядах несколько тысяч зарегистрированных членов со всей планеты, несколько десятков представительств в странах СНГ и ещё 14 — по всей Земле. Организация занимается уфологией, изучает полтергейство и криптобиологию, устраивает экспедиции и собирает полученные знания воедино. Шестаков всегда интересовался биоэнергетикой, биолокацией, выявлением аномальных и геопатогенных зон, парапсихологией и изучением загадочных существ. Шестакова в Корткеросе знают все — немолодой мужчина, тихий, не обращает на себя внимания. Словно посланник из «Твин Пикса», сейчас он работает в местной библиотеке и держит под рукой фотографии своих походов в Языческую рощу.

Шестаков ненавидит журналистов, но всё равно рисует нам схему проеза до Языческой рощи, исхоженной им вдоль и поперёк. Но подтверждает — без встречи со Смилингисом туда лучше и не соваться.

Чтобы попасть на приём к Анатолию Смилингису, нужно найти Корткеросский районный центр дополнительного образования детей. Там есть небольшой кабинет с табличкой «Заведующий отделом гражданско-патриотического воспитания Смилингис Анатолий Антонович». Это он, лысый старик с кустистыми бровями, седыми усами и ясным взглядом. Не верится, что ему уже 88, — у него очень живые интонации, прибалтийский акцент, он много улыбается и быстро ходит. Он говорит, что прошёл ногами почти всю республику.

Шествие Анатолия Смилингиса по Коми началось в 1941 году. Тогда его, четырнадцатилетнего мальчишку, вместе с семьёй загрузили в «телячьи» вагоны и отправили в Корткерос из Литвы. Мать умерла в тюрьме за то, что взяла на работе горсть овса, Анатолий с сестрой выжили.

Спустя более полвека — в начале нулевых — Анатолий Смилингис вместе с женой Людмилой Николаевной отправился за грибами. Они забрели в какое-то совершенно странное и неизведанное место — так и была открыта Языческая роща. И вот уже 15 лет пожилые краеведы продолжают болеть этим проектом: водят туда экскурсии, борются за сохранение и благоустройство, отгоняют чёрных археологов.
— Там находится ряд деревьев необычной формы. Возраст — примерно 300 – 400 лет, — обстоятельно рассказывает Смилингис. — Берёза срастается с елью, пихта с сосной. Если делать это специально, одна порода непременно вытеснит другую. Странно, да? Мы уже давно этим занимаемся — в природе такого не бывает. Вполне возможно, они специально срощены человеком. Таких штук 16 – 17. Это не роща, а отдельные деревья всё-таки. На некоторых есть следы угнетения, скрученности — это внешнее воздействие. Но таких мало. У отдельных деревьев ряды ямок.

Это место стало достопримечательностью и точкой притяжения искателей приключений со всей России. Естественно, повышенное внимание породило десятки версий её возникновения и интерпретаций её чудодейственных свойств, но ни одна из них не объяснила, почему деревья срастаются, имеют такие причудливые формы, и что за таинственные ямы рассеяны по роще. Анатолий Смилингис перечисляет возможные причины появления ям: следы деятельности огородников, захоронения времен ГУЛАГа, могилы погибших во время эпидемии чумы, древние родовые захоронения коренных народов, которые не признали христианства. «Мы разговаривали с археологами, но у них денег нет, ещё чего-то нет. Они подтверждают, что это всё искусственное, но ничего не копают. Естественно, стали появляться чёрные археологи, очень профессиональные — мы их не знаем. Ходили в полицию и в прокуратуру обращались, но там нам сказали, что это не охраняемая зона, никакого статуса нет», — сетует Смилингис.
Политики ко всей этой истории отнеслись тоже прохладно. Узнав о роще, глава местной администрации отправился туда, посмотрел и постановил: «Общество ещё не готово к этому». «У нас была идея обустроить всё там, показывать людям, вложить деньги, — говорит Смилингис. — Нам дали понять, что это же беречь надо — ничего от инфраструктуры и от рощи не останется». И Смилингис согласен с корткеросскими политическими элитами — сейчас он старается помалкивать о роще, потому что после каждой публикации он находил свежие раскопы чёрных археологов.

Анатолию Смилингису скоро 90, но он никак не успокоится — Языческая роща стала его детищем, и он с большой досадой говорит, что не ходил туда уже полтора года. Тем не менее, он продолжает работать заведующим отделом гражданско-патриотического воспитания — на деле это означает, что он разыскивает захоронения времен красного террора, ставит памятные таблички и кресты и потихоньку по мере старческих сил систематизирует мир вокруг себя.
— У меня квартира в Литве, там сестра живёт, но я не могу уехать отсюда. Меня там не понимают: что мы в Коми такого нашли? — смеётся Смилингис. Кажется, он и сам не до конца понимает, как променял ухоженную Европу на хардкорный Корткерос.

Напоследок он рассказывает ещё одну версию о Языческой роще — там собирались представители разных древних племён и объединяли племена браками — «очищали кровь» — и сажали в землю разные породы деревьев в качестве вечного символа их пожизненной кровной связи.

Прямо, прямо, второй поворот налево, дальше один маленький деревянный мост, слева другой, прямо, направо, прямо. Анатолий Смилингис и Владимир Шестаков нам всё объяснили — найти Языческую рощу проще простого: 3 – 4 километра, и мы на месте. Мы тихонько едем по окраине Корткероса, пытаясь не привлекать лишнего внимания. Делать это на огромном Батенька-мобиле чертовски сложно. Где бы мы ни припарковались, на нас кидают подозрительные взгляды: пять клоунов в пикапе с наклейками по всему кузову, цирк на колёсах.

Мы едем строго по данному нам маршруту, но уже через 10 минут карта перестаёт походить на то, что мы видим через лобовое стекло. Местные не знают, что такое Языческая роща, но кривые деревья видели где-то там — и абстрактный взмах руки. Выезжаем к берегу реки. Дорога затоплена, впереди на холмике сидят два велосипедиста — они уже давно наблюдают за нами. Снова идём на контакт. Велосипедисты говорят, что нужно пересечь затопленный участок дороги и ехать направо очень долго. Сказав это, они устраиваются поудобнее, чтобы посмотреть, как мы пойдём ко дну. Батенька-мобиль смело погружается в воду и без промедлений выбирается на берег. Велосипедисты приуныли.

Мы едем час, мы едем два, карта уже давно валяется где-то под ногами сексуального фотографа Никиты, недалеко от его коллекции убиенных им же комаров. Языческой рощи нигде нет, все деревья ровные и красивые, стоят по одному. Смеркается.
— Вот кривое дерево! — изредка докладывает кто-нибудь.

Постепенно сросшихся деревьев становится больше, но всё равно на рощу не тянет.
— Там должен быть луг! Опушка, а вокруг неё роща!
— Вот сросшиеся деревья!
— Вот!

После четырёх часов бесплодных исканий и езды по кругу мы наконец находим что-то, похожее на опушку. Вокруг действительно лес, деревья в нём и правда сросшиеся, некоторые кривоваты. Кажется, это она.

В группе Языческой рощи ВКонтакте (73 человека) подробно описано, что должно произойти дальше: «При приближении к центру опушки плотность пространства меняется, когда продолжаешь движение, меняется состояние энергетики, приятное чувство наполнения и прилива сил. При всём времени прогулки по лесу ощущается внимание сущности с женским характером и мягко нежным взглядом. При отдалении от центра опушки она прекращает преследование, так как привязана к центральному месту. При контакте с одним деревом закрытыми глазами сбоку ощущается мужской взгляд, высокий, мощный и в крепкой одежде, возможно, доспехи. Над опушкой расположен тонкоматериальный купол, с несколькими существами, похожими на ангелов. Ощущения у каждого человека индивидуальные, в силу разного уровня чувств».

В центре опушки плотность пространства меняется: мы ощущаем присутствие примерно тысячи комаров. Они бросают на нас мягкие нежные взгляды, после чего на всём ходу вгрызаются в незащищённые участки кожи. Больше ничего. Что-то идёт не так. Директор отдела Мизантропии и Уныния Моисеев начинает обнимать деревья и встречаться с ними закрытыми глазами.
— Ты чувствуешь мужской взгляд в крепкой одежде?
— Тсссс!
— А купол?
— Шшшш!

Объятия не помогают, наша чувствительность на нуле. Всё, что мы видим, — это ямы, очень похожие на осевшие захоронения, и огромное количество деревьев причудливых форм. Они сплетаются, раздваиваются и растраиваются, выгибаются под неестественными углами, срастаются с представителями других пород. Это какой-то мёртвый танец, задеревенелая в веках нежность. Без сомнения, это Языческая роща. Без сомнения, здесь чертовски загадочно и таинственно и, без сомнения, здесь ровным счётом ничего не происходит, никаких признаков паранормальной активности, женских или мужских взглядов. Аномалия прячется от нас, скрывает всё своё внутреннее содержание. Или его просто нет. Эксперты утверждают, что всё зависит от индивидуального восприятия. Похоже, толстокожим циничным ублюдкам метафизического не постичь.

Ведь аномалия — это то, во что верят люди.

— Практически все аномалии Корткеросского района — из-за залежей железной руды, — говорит парапсихолог и колдун из Нижнего Чова Валерий Тун. Он объясняет, что руда тут очень плохого качества, поэтому и добычи никакой нет. Только аномалии. И Языческая роща — типичный пример.

Колдун Валерий принимает нас в своей квартире. Он огромный, богатырского сложения мужчина. У него длинные седеющие волосы, ему 45 лет. У него низкий голос с лёгкой хрипотцой и какой-то странный, зловещий смех.

Валерий Тун 33 года был известен как Валерий Виноградов. Сейчас он признанный колдун, заместитель координатора «Космопоиска» по Северо-Западу. Но за первые 33 года Виноградов попробовал себя в разных профессиях — всегда бросал:
— Я жил обычной жизнью, сменил много работ: от плотника до коменданта студенческого общежития, от водителя до директора, но нигде не работал больше трёх лет. Не моё. Жизнь меня долбанула, мечтал найти полтинник, чтобы перекусить, — и находил, — Валерий говорит, что магические способности всегда таились в нём: у него в семье были люди со способностями. Он постоянно предвидел какие-то неприятности, из тяжёлых ситуаций (когда надо найти полтинник, например) выходил едва ли не магическим образом. — А потом в руки ко мне книжка попала: «Оракул: узнай свою судьбу». Я книги читать терпеть не могу, но эту прочитал от начала до конца. Меня удивило не то, что там написано, а то, что всё, что там написано, я откуда-то знаю. Меня захватило это. Мне тогда было 33 года.

Валерий Виноградов начал изучать эзотерическую литературу «чисто для себя». Он никому особо не говорил об этом, «чтобы дураком не посчитали». Так получилось, что его хороший друг тоже изучал эзотерику и тоже скрывал это. Раскрывшись друг другу, они начали вместе искать аномальные зоны. «Для нас это места силы», — уточняет Валерий. Довольно быстро они познакомились с Шестаковым из корткеросского «Космопоиска».

— Он нам показал Языческую рощу на карте. Мы посмотрели и удивились: год назад мы сплавлялись по реке и одновременно почувствовали это место — такое оно клёвое.

Шестаков подумал, что новоявленные исследователи аномалий решили открыть свой филиал «Космопоиска», и начал давать их телефон другим искателям неизведанного. «Пришлось открыть офис — стали приходить люди». К тому времени Валерий стал гадать на картах Таро, магические дела пошли в гору.
— Вот уже девять лет я живу только этим. Я не даю рекламы, но люди идут. Работает сарафанное радио. «Космопоиск» для меня — это хобби, большое, хорошее хобби.

Теперь Валерий Тун дружит с самыми известными колдунами, на короткой ноге с создателями шоу «Битва экстрасенсов». Местный священник называет Туна нечистой силой и бесовщиной, но по-доброму. Они часто встречаются на телевидении, разговаривают о нематериальном. Валерий объясняет, что рынок магических услуг устроен довольно замысловато. Существуют три категории специалистов этого профиля: «Названные — гадалки, которые научились карты перебирать. В народе их называют колдунами», — слегка пренебрежительно бросает Тун. Сам он относится ко второй категории — «принятые» — их принимает профессиональное сообщество. Третий магический разряд — «инициированные». «Мне пьянка мешает, я очень много пью, люблю я это дело!» — Валерий так объясняет, почему не входит в высшую лигу. Очевидно, он не фанат институционализации колдовства, его не прельщают столицы, тем более, что он там жил. Да и столице, если верить Валерию Туну, осталось недолго.

— Новостройки и торговые центры — это всё Москва. Москвичи сейчас к нам перебираются в Сыктывкар, — говорит он. А разгадка одна: читали предсказания Нострадамуса? А Вангу? Они почти в одно время говорили, что Конец Света наступит в 2000 году. ОН ДАВНО УЖЕ НАСТУПИЛ! Нострадамус говорил, что будут по 100, по 500 человек умирать. Что мы видим? Лайнер недавно затонул — 500 человек погибли, самолёты, подводные лодки — 100 человек, — говорит Тун и как-то невесело смеётся.

А Москва так и вообще под землю уйдёт, — говорит колдун: «И очень скоро — полюса сменились, море поднимается, Гольфстрим меняет направление, ледники тают в геометрической прогрессии. А Москва у вас на чём стоит? На тоннелях! Метро у вас. А если вода их зальёт, что будет? Разрушение грунта. У вас там небоскрёбы… такая масса… Про Питер вообще молчу, тут и к бабке не ходи».

Валерий сообщает: выжить удастся немногим, но с Республикой Коми всё будет хорошо, Сыктывкар окажется на высоте 50 метров над уровнем моря и спасётся. Видимо, Сыктывкар — это новая столица России.
— ВЕСЬ МИР В ОГНЕ! — заключает Тун. И спасения почти нет.

«Весь мир в огне», — так думал Александр Кожевников, иерей Уржумской епархии. Он уже давно понял, что глобализация — это проделки дьявола, и нужно спасаться. Он очень боялся бесов. Ещё до начала службы Кожевников превращал церковные подсвечники в настоящие полыхающие костры, затыкал уши ватой, а на свой велосипед установил специальные антенны — всё это нужно было, чтобы уберечься от бесовского влияния. По крайней мере, так рассказывали его прихожане.

Александр Кожевников родился в 1950 году в Уржуме, окончил кировское училище искусств. Он вырос в набожной семье — почти все его родственники имели какую-то должность в структурах РПЦ. Кожевников был отличным боксёром, он жалел своих соперников и часто не доводил удары до конца — останавливал перчатку в паре сантиметров от их лиц. Он и так был победителем. О Кожевникове вспоминают как об амбициозном и харизматичном человеке. Естественно, поражения давались ему с трудом.

Кожевников был посвящён в сан священника в 1983 году. С 1987 и по 90-е годы служил в Уржуме. Но к сорока годам он так и не сделал карьеры в РПЦ и оставался просто иереем. Владыка Хрисанф, по слухам, недолюбливал его и отдавал посты настоятелей и звания протоиереев конкурентам. И в 2003 году в Уржумской Свято-Троицкой церкви среди служителей и прихожан произошёл «александровский» раскол. Александр Кожевников вышел из штата епархии и вместе с несколькими десятками прихожан (по разным данным, от 40 до 60) отправился спасаться от глобализации, антихриста и надвигающегося Конца Света в глухую тайгу Республики Коми. Место, как утверждают очевидцы, Кожевникову указал Бог. Это был посёлок Обдыр.

Мы уже час месим колёсами грязь. Официально посёлок Обдыр был стёрт со всех карт ещё в начале 90-х, когда там развалилось лесное хозяйство. Никаких указателей и гугл-карт: мы петляем по бесконечным охотничьим колеям, без намёка на сотовую связь, без малейшего шанса найти заправку, больницу или телефон. Мы проезжаем несколько деревень: от них уже почти ничего не осталось. Какие-то уже давно опустели, в каких-то ещё теплится жизнь. Мы пытаемся узнать у местных, как доехать до Обдыра, но некоторые очень плохо говорят по-русски. И понимают тоже. Это невероятно интересно — что происходит в сознании человека, который живёт в двух сотнях километров от более-менее цивилизованного населённого пункта в заброшенном селе, не очень понимает, что ему говорят по телевизору, не имеет понятия, что такое Интернет и что вообще, чёрт побери, происходит в мире. Эбола? Жё сюи Шарли? Чё там у хохлов? Это совершенно другая реальность.

Охотничья колея заканчивается, и начинается длинный затопленный участок дороги. Мы по капот окунаемся в воду. Батенька-мобиль рычит, буксует, но пробирается вперёд. Там есть какая-то жизнь — мы видели свежие следы шин. Возможно, это охотники, которые приезжают на туристическую базу «Поцелуй медведицы», что недалеко от Обдыра. Значит, мы едем верно.

Всё, что мы знали об Обдыре, — это то, что там совершили акт самосожжения десять сектантов. Мы представляли, что нас ждёт какое-то скромное поросшее мхом пепелище. Каково же было наше удивление, когда среди леса мы увидели огромный четырёхметровый забор, за которым стояли целые дома.

Это просто грёбаный Винтерфэл, настоящая древняя крепость. Мы подходим к воротам. Они заперты, рядом стоит мешок свежескошенной травы, на землю повалены деревянные кресты. Здесь кто-то есть. Через щель в заборе мы видим движение. Это конь. Значит, где-то должен быть и его хозяин.

Заходим внутрь. Старый трактор, полуразложившийся запорожец, дома, целые и невредимые, дома, от которых осталось только чёрное пепелище. Люди жили здесь более десяти лет. В центре посёлка фундамент церкви — её так и не успели построить. Рядом — длинный барак. В нём ещё сохранились личные вещи тех, кто тут жил.

Свидетельство о крещении Ольги Лобановой: «Таинство крещения совершил свящ. Александр Кожевников». Также среди многочисленных документов лежит её трудовая книжка. Последнее место работы Ольги Лобановой — детский сад. Она проработала воспитателем с апреля 1995 года по апрель 2003 года. Именно в это время и начинается история секты Александра Кожевникова.

Неотправленное письмо, адресованное Ардашевой Елене Николаевне. «Господи, благослови. Здравствуй, дорогая Леночка, Елена. Прежде всего прошу у тебя прощения. Прости, родная, за мой отъезд суматошный, за страх умереть с голода тут. Вот дела, вот напугали. Обобрала тебя, прости, родная…» Так начинается письмо «грешной» Александры Васильевны. Она рассказывает, что целыми днями община трудится, сажает и убирает огород. «Ложимся поздно, встаём рано, а наши там совсем не спят». Александра Васильевна просит прислать ей рассады «многолетней, зимней». Это письмо состоит из других частей, написанных разными людьми — судя по всему, членами одной семьи, и адресовано одной родственнице. Все они с любовью пишут о «батюшке», хотят его благословения и на жизнь не жалуются. Пишут, что тут — как на даче.

Сборник новелл «Московский батюшка» о том, как находчивый, прозорливый и добрый священнослужитель Алексей Мечев помогает (в основном) женщинам в их трудных жизненных ситуациях — бросил муж, прострелил руку, толкнул под лошадь? Лучше иди к батюшке!

Книга Иеромонаха Трифона «Чудеса последнего времени». В ней, в частности, рассказывается о разных грехах. В главе «Грех атеизма» дочь заместителя Микояна, ярого безбожника и крушителя церквей, вспоминает, как её отец не верил в бога, а потом призраком пришёл и сказал, что он в аду и теперь в бога верит.

Сборник медицинских предписаний «Церковь. Больница. Больной». В нём можно найти подробные инструкции, как и каким иконам молиться в случае болезни. Также в сборнике подробно описаны тонкости употребления святой просфоры, святой воды и втирания елея. Авторы настойчиво не рекомендуют лечение уриной, так как кровь и плоть Христа не могут ужиться в одном сосуде с мочой.

Стихотворение неизвестного автора о близнецах, живущих в утробе и рассуждающих о том, что будет после того, как они родятся. Предметы быта: одежда, обувь, посуда, детские игрушки. Гильзы от ружейных патронов. Кассета группы «Золотое кольцо». Аптечка.

Секта Кожевникова просуществовала порядка 11 лет. По слухам, она начиналась как спонсорский проект некоего православного миллионера Сергея. Но вскоре они с Кожевниковым рассорились, и поддержка прекратилась. Люди начали голодать, сбегать и умирать. Численность общины сократилась с 80 человек в начале до 10 –15 в конце. На сайте Сыктывкарской и Воркутинской Епархии опубликовано письмо одной из сбежавших сектанток. В нём сообщается, что община была в таком бедственном состоянии, что они ели собак и кошек. «Патриарха Кирилла и священноначалие в общине поминают с добавкой «аще не еретик — помяни Господи». Службы совершаются 3 раза в неделю — четверг, суббота, воскресенье — и в праздники. Службы очень длительные, длятся по 9 – 10 часов. Причастие бывает в половине двенадцатого ночи», — рассказывается в письме.

Естественно, сотрудники РПЦ, полиции и других силовых структур пытались вернуть сектантов в мир. Но те не сдавались. Они вывешивали таблички, на которых были начертаны обращения к внешнему миру. Они призывали не лезть к общине, не пытаться их разубедить. Сектанты почти не выходили с территории общины и никого к себе не пускали, даже ОМОН. Жители общины угрожали сжечь себя, если кто-то попытается вторгнуться к ним.

К весне 2014 года в Обдыре осталось приблизительно 11 человек, остальные сбежали или умерли. Что послужило причиной дальнейших событий — неизвестно. Обдырцы выступали против штрих-кодов и ИНН, отказались от медицины, документов, пенсий, всех благ цивилизации. «Мировые тёмные силы заставляют православное руководство бороться с православными, которые отказались от экуменизма и глобализации… Мы не сектанты, не староверы, не раскольники. Мы — чада русской православной церкви, исполняющие её каноны <…> Мы хотим воспитать детей правильно, в страхе Божьем и любви, чтобы они имели любочестия и были сознательными гражданами своего Отечества. Мы не желаем их развращения, к чему вы стремитесь их привлечь. Мы не выйдем. Нам не о чем говорить. Настаивать и переубеждать нас не надо. Если имеется почта, просуньте её в щель забора», — такова была философия обдырской общины.

К марту 2014 года оставшиеся члены секты страдали целым букетом заболеваний от гепатита до диабета — об этом сообщает сбежавший фельдшер. Власть в общине перешла от Кожевникова к его помощнице — бывшей надзирательнице психбольницы, которая всегда ходила с оружием. Она шантажировала священника тем, что расскажет, что он изнасиловал нескольких женщин и детей в общине. Весной 2014 года все члены секты заперлись в одном доме и совершили акт самосожжения.

Следствие обнаружило порядка 11 обгоревших трупов, установить личности которых невозможно. Также невозможно установить причину и виновника возгарания. Последние новости об Обдыре датируются концом 2014 года — следствие «взяло паузу».

Существует гипотеза, что часть секты Кожевникова выжила и ушла ещё глубже в лес. Но подтверждений этому мы не нашли.

В этой гробовой тишине каждый звук разлетается на сотни метров. Мы слышим, как раздувает ноздри и фыркает чей-то конь — он ходит по территории посёлка и грозно смотрит на нас. У него подрана нога — с неё просто сняли кожу. Где-то в трёхстах метрах слышен лай собак. К нам идут. Мы вошли на территорию Обдыра, придурковатые исследователи аномалий. Чем мы вообще думали? Что мы скажем тем людям, которые идут к нам? «Мы просто приехали на огромном пикапе, чтобы собирать свидетельства апокалипсиса?» Идиоты.

Мы слышим шаги и выходим за ворота. Нам навстречу идёт человек, он держит руки за спиной, и чёрт знает, что у него там. Возможно, он тут один на сотни километров — что он может держать за спиной? Огромный охотничий нож? Волыну? Букет полевых цветов c арматурой внутри? Он всё ближе и ближе.

Это Пётр — он сторож. У него за спиной пачка сигарет, и он тут совершенно один. Он интересуется, нет ли у нас чего-нибудь спиртного, — у него проблемы с шеей, и надо растереть. У него загорелое обветренное лицо со следами регулярных втираний спиртного. Пётр говорит, что это его конь ходит по посёлку. Недавно в Обдыр приходил медведь и пытался задрать коня, но не получилось — вороной отбился. Голодный медведь бродит где-то поблизости.

Пётр живёт тут уже давно — он помнит сектантов, говорит, что это были нормальные православные люди, просто немного странные и замкнутые. Пётр был егерем, сейчас сторожит «Поцелуй медведицы». Он не имеет никакого отношения к секте Кожевникова, хоть периодически и общался с её членами. Кажется, он уже давно никому не верит и вообще ничего не ждёт. Он живёт на границе двух миров. По одному где-то совсем рядом ходит огромный медведь и пытается сожрать коня и всё, что движется. И это понятно. С другой стороны — совершенно безумный мир. Этот мир всегда был таким идиотским, ещё когда племя Чудь погребло себя заживо под весом сложившихся обстоятельств, ещё когда Стефан Пермский крестил Корт-Айку, а добрые люди утопили вечно голодного соседа. С тех пор прошли сотни лет, но люди продолжают вдыхать жизнь в пустоту, верить в таинственные места, бояться штрих-кодов.

Это всё грёбаная аномалия. В каждом лесу, в любом городе, везде есть своя таинственная зона. Каждый день мы пересекаем какой-нибудь Галлюциногенный овраг или Долину смерти и даже не знаем об этом, потому что ещё не успели этого понять. Ведь наша жизнь будет совершенно пуста без этого форменного безумия. И оно никогда не закончится. Всё идёт по кругу — Чудь самозахороняется в Обдыре, железнорождённые из Коми грабят и убивают друг друга на дороге. Медведи наступают, кони отступают, но не сдаются! И только один сторож Пётр останется между двух миров растирать шею спиртными напитками и пропускать через ворота в Обдыр безумных путешественников со всего мира.